Неточные совпадения
Цыплунова. Он любит Валентину Васильевну, безумно любит; но, если он женится и не найдет взаимности, он
умрет от горя,
от отчаяния. Я его знаю и берегу… он нежен, как ребенок; равнодушие жены убьет его.
— Проклятое пари! — бормотал старик, в
отчаянии хватая себя за голову. — Зачем этот человек не
умер? Ему еще сорок лет. Он возьмет с меня последнее, женится, будет наслаждаться жизнью, играть на бирже, а я, как нищий, буду глядеть с завистью и каждый день слышать
от него одну и ту же фразу: «Я обязан вам счастьем моей жизни, позвольте мне помочь вам!» Нет, это слишком! Единственное спасение
от банкротства и позора — смерть этого человека!
Потом садилась сама и делала вид, что слушает, а на самом деле внимательно и с ненавистью разглядывала Михаила Михайловича, гундосившего французские фразы. Свет низенькой лампочки слабо освещал его острый подбородок, мелькал на усиках и терялся где-то в бесконечности его щек; и было ясно, что
умри Елена Дмитриевна — и Веревкин может самым глупым и подлым образом покинуть Таисию. «Вот подлец!» — с
отчаянием думала она и решила, что на будущее время ей необходимо воздержаться
от неистовства.
«Я не доставлю ему удовольствия знать, что Ирена
умирает из-за него и что я через него схожу с ума
от отчаяния, — думала она. — Но эти мучения, Боже, какие страшные права они дают мне, и как он мне дорого за них заплатит».
— Ирена вас любит. Она
умрет от этой любви… Я хочу, чтобы она жила, я хочу, чтобы она была счастлива… Я хочу, чтобы она была честной женщиной. Князь, перед вами мать, умоляющая за свою дочь, говорит вам: не убивайте моего ребенка, не доводите его до
отчаяния… Вы совершили преступление, да, преступление самое ужасное из всех, над этим беззащитным существом, которое вы опозорили в награду за ее любовь к вам, красоту и невинность… Князь, сжальтесь над ней!
Анжель отшатнулась
от него, как ужаленная, но ни слова не ответила и увлекла за собою свою дочь, которая слышала весь этот негромкий разговор и готова была, видимо,
умереть от стыда и
отчаяния.
Глуп я и не расторопен, только одно и умею что свою работу. Но Боже мой, Господи! — с какою завистью, с каким
отчаянием, с какой подлой жадностью смотрю я на богатых, на их дома и зеркальные стекла, на их автомобили и кареты, на подлую роскошь их одеяния, бриллиантов, золота! И вовсе не честен я, это пустяки, я просто завидую и несчастен
от того, что сам не умею так устроиться, как они. Раз все грабят, то почему я должен
умирать с голоду во имя какой-то честности, над которою не смеется только ленивый!
Во всем этом я был совершенно подобен разбойнику, но различие мое
от разбойника было в том, что он
умирал уже, а я еще жил. Разбойник мог поверить тому, что спасение его будет там, за гробом, а я не мог поверить этому, потому что кроме жизни за гробом мне предстояла еще и жизнь здесь. А я не понимал этой жизни. Она мне казалась ужасна. И вдруг я услыхал слова Христа, понял их, и жизнь и смерть перестали мне казаться злом, и, вместо
отчаяния, я испытал радость и счастье жизни, не нарушимые смертью.
«Потом, чтó же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4-й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему, не должен нарушать его задумчивость. Лучше
умереть тысячу раз, чем получить
от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с
отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.